ПРОЛОГ

Почему вдруг Оттава, Онтарио, Канада, наконец? Да потому хотя бы, что я здесь живу. Если вы – сноб, и вам почему-то плохо, то Канада – лучшее место для изгнания, потому что здесь можно обрести покой, не теряя удобств. Это словно сюда призывал меня Гару, – канадский, точнее, квебекский Квазимодо из очень популярного в свое время в известном мне мире мюзикла «Нотр-Дам». «Exil! Exil!»,- настойчиво-призывно пел Гару, и вот я здесь.

Здесь много природы, я бы сказала, здесь все – природа, и она поражает своим разнообразием. Хочешь Карельский ландшафт с ледниковыми озерами, – пожалуйста, хочешь белорусские леса или болота, осушенные давно и там, и здесь, – пожалуйста, если же тебе по душе Крым с магнолиями и цикадами, – вновь пожалуйста. С Крымом, правда, надо быть осторожным (но кто же теперь этого не знает?), потому как если повеет вдруг арктический ветер прямо от полюса, так долетит быстро до самого юга страны – до Монреаля, Оттавы и Торонто. Не за что зацепиться ветру на этом пути. Если же вы любитель среднерусской полосы, то вам, наверное, тоже есть что открыть ностальгическое на восточном побережье Канады. Но это – на мой, не совсем сведущий взгляд, поскольку мои познания самой что ни на есть России, моя «глубинка» ее ограничиваются Шапками, что – извините – между Петербургом и Москвой, где была, да впрочем и осталась дача моих любимых тетушек, – петербуржских.

Удобств для жизни здесь, на атлантическом берегу Канады, тому что ближе к родине, нельзя преуменьшать. Думаю, что на противоположном, западном побережье с Ванкувером, канарейками и китайцами, давно обосновавшимися там, удобств не меньше, но я просто не могу их знать наверняка. Так вот, здесь, на востоке их много и на разный вкус, включая повсеместный и вездесущий high-tech, полит- и всякую другую корректность (что особенно важно если вы – гей или представитель малой народности, – тамилов, например), близость Нью-Йорка и Штатов вообще – для любителей и почитателей этой страны, организованную легкость бытия, выбор кухни и способа питания.

Если абстрагироваться от любителей и пожирателей фастфуда и следовать за людьми с понятием, то у вас, действительно, широкий выбор продуктов от чилийского каменного (или синеротого) морского окуня (sea bass, eng./ bar или loup de mer, fr.) и аляскинской нерки (sockeye salmon, eng./ saumon rouge, fr. ), сестры кеты и горбуши, у которой – в отличие от последних мякоть красного, а не розового цвета, и до ежедневно поставляемых самолетом с Атлантики морепродуктов, – омаров – лангустов и просто каких-нибудь мелких гребешков. Подобное разнообразие и обилие касается не только «моредобычи», но и других продуктов – от сыров франко-итальяно-разных и до ставшей уже хрестоматийным примером – в свете последнего обострения мировой политической напряженности – «фуагра/фуа-гра» (foie gras, fr) , иными словами – гусиной, прежде всего, и утиной, – для меньших гурманов, – печенки. Надо сказать, что квебекцы сами тоже производят ее, нужно просто знать, у кого и чью покупать. Я сама узнала о местной «фуАгре» чуть ли не случайно, от одной русской пары – из эмиграции 90-х, – и не сразу даже поняла, о чем речь они ведут: то ли «виАгра», то ли «фуАгра»? Когда же до меня дошло, то исправлять ударение не стала: зачем русским из 90-х мой словесный стеб о печенке?
Но коль уж речь о Квебеке да о русских, то нельзя – просто невозможно не упомянуть здесь рoutine… – так и тянет написать с большой буквы. – Нет, никто не ошибся, именно так пишется по-французски название блюда, в основе которого жареная картошка и кусочки сыра, местного чеддера, залитые теплым коричневым соусом. Стоит ли добавлять, что именно так же по-французски пишется и произносится (с ударением на последнем слоге) фамилия нынешнего российского президента: ПутИн. И самое главное, что «оба» – в тренде!

Правда, что касается блюда, то его никак гурманским не назовешь, оно очень демократичное и рассчитано на восстановление огромного количества калорий, потерянных лесорубами в их нелегком когда-то труде. Это – если подойти исторически, теперь же первоначальная задача устарела, и его местные любят просто так, по-старинке, как белорусы к примеру, любят драники, а евреи – из той же Беларуси или Украины, шейку.

Однако ничего этого я не знала, особенно относительно удобств и кухни, когда прилетела сюда впервые восемь лет назад. Прилетела, конечно, в Монреаль, и, конечно, из Парижа: иначе и быть не могло. Со своей Европой я прощалась в Париже. Если точнее, то тогда я проделала путь Минск-Варшава-Париж. Помните «ось Рим-Берлин-Токио»? Так вот, моя ось – поменьше и совсем не военно-политическая, и отражает она в целом гео-биографию всей моей взрослой жизни, в которой были и свои небольшие, но этапные отклонения на Петербург с Пушкиным и на Брюссель… с Корсикой.

В Монреале я пересела сразу же в предписанный билетом автобус на Оттаву и через пару часов была уже здесь, в столице неизвестной мне страны. Поскольку было поздно и совсем темно, то в первый вечер я так ничего и не увидела. Когда автобус остановился и было объявлено: «Конечная остановка – автовокзал», – мне страшно не хотелось выходить, – какая-то придорожная станция, темная, безлюдная, забытая. Лишь только когда я увидела девочку с плакатиком в руках: «Галя, добро пожаловать!», то поняла, что это за мной, что это и есть Оттава-федеральная столица и быстро-быстро засобиралась к выходу.

Впрочем, о впечатлениях чуть позже, и даже о первых и самых сильных тоже не здесь, хоть они и являюся очень важными в общей канве моего повествования. Сразу хотелось бы ввести неискушенного канадской тематикой читателя в сам сюжет, ведь это вам – не Париж, Лондон или Нью-Йорк, как и не Вена, Рим или другие, меньшего масштаба, но не меньшей популярности города и места, тысячекратно описанные, посещенные, изведанные и навек вошедшие в русские сердца.

Бесспорно, я тоже люблю – в разной степени и разной любовью – вышеназванные города, как бы ни был известен их репертуар, они не могут надоесть или вдруг выпасть из разряда «топ». Тем не менее, осознавая все это, я осмеливаюсь предложить свои записки о Канаде и Оттаве. И, если совсем серьезно, то вовсе не потому что я здесь живу, что просто позволяет мне кое-что знать, а главное понять, что происходит и чем живет эта вторая по размерам – после России – и малонаселенная страна. Нет. Я здесь – не самоцель, – и кто я такая, наконец? Не подросток же из твиттера, осознающий свою важность и спешащий поделиться с миром, какой маффин он только что съел. Даже страна здесь тоже не самоцель. Мне интересны главным образом люди, их нравы и истории, их взаимодействия, определяющие все – без исключения – составляющие жизни. И начать хотелось бы со своих.

В нашей коллективной памяти при упоминании словосочетания «русская эмиграция» возникают, как правило, определенные образы-клише, отражающие прежде всего ее основные типы и периоды. Среди последних, если сделать беглый обзор, выделяются послереволюционная, в частности «белая эмиграция», эмиграция «неприятия советской власти», с которой смыкается пласт дворянской эмиграции в широком смысле этого слова, т.е. включая представителей царского дома, аристократических семей и высоких сановников Российской империи. Печально-трогательная и высокочтимая часть общей картины. Вторая волна связана уже с послевоенной, – часто – но не всегда коллаборационистской эмиграцией. Картина тоже грустая, драматизм которой заключается в том, что – в отличие от первой, – она, по известным причинам, – редко находит сочувстие или понимание. Крайне редко, сказала бы я. Известна отдельно еврейская эмиграция из Российской империи и СССР. Правда, это зависит от подхода, и кто-то не выделяет ее отдельно. Я из тех, кто выделяет. Но здесь есть свои знатоки и толкователи, к тому же отсюда, из Северной Америки, она представляется если и не наиболее изученной, то уж во всяком случае наиболее известной. Есть, наконец, «голодная» эмиграция начала 20 века и, примерно через столетие, экономическая постперестроечная («колбасная») и разная другая эмиграция современности.

У каждой из этих эмиграций, в свою очередь, свои символы и образы. Так, эмиграция высокосветская и дворянская в целом, – с Феликсом Юсуповым и Матильдой Кшесинской как символами последней эпохи, – ассоциируется у русского человека прежде всего с Францией, где «паролем» являются : Сент-Женевьев-де-Буа – Париж- Биарриц – Ницца. Эта часть эмиграции, пожалуй, наиболее полно описана и, прежде всего, описана самими ее представителями, среди которых было много писателей и поэтов, судьбой которым было уготовлено изгнание. И хоть не о них здесь речь, не удержусь и скажу, что «мои любимые эмигранты об эмиграции» – Нина Николаевна Берберова и Гайто Газданов.

Канадская диаспора представителей той эмиграции еще ждет своего описания. Однако общие штрихи вполне обозначимы, для меня, во всяком случае. Прежде всего, приехали они сюда в основном позже, и их появление связано больше с последующими этапами эмиграции; количественно их, конечно, гораздо меньше, но зато какие имена! Так, в маленьком онтарийском Броквилле живет невестка великой княгини Ольги (Александровны), родной сестры Николая II – Ольга Николаевна Куликовская-Романова. Относительно других звучных имен, назову лишь тех, о ком знаю наверняка: Оболенские, Елецкие ( и первые, и вторые – Рюриковичи разного колена), и три фамилии «инородцев» – Радзивиллы, Сапеги и Чавчавадзе, которые не в меньшей степени, но по-другому представляют собой историю Российской империи.

У каждого из нас свои предпочтения и неприятия, возможно, даже свои счеты в отношении того или иного дворянского рода, дворянства Российской империи в целом, монархии и революции, либералов и демократов, всей русской истории, наконец. Но оставим это для конференций или просто дискуссий на «Пикниках на Оттавской обочине» (русскоязычный сайт – Г.Т.). Отмечу лишь, что из всей вышеназванной компании мне по душе больше всего Сапеги. Конечно, потому что этнически это – белорусский род, как и потому что Лев Сапега был одним из самых успешных канцлеров Великого княжества Литовского, а также потому, что они – по известным мне историям и небылицам – ничем гнусным себя не запятнали, включая известного мне по Канаде одного их потомка по материнской линии, который жил-был здесь, а потом вернулся все же туда, – не думаю, что в «поиске истоков», а скорее, чтобы ближе быть к милым и привычным женским образам. Хотя, чем это – не истоки?

С Радзивиллами, думаю, что более-менее все ясно в том смысле, что их фамилию нельзя было не слышать хотя бы раз из школьного курса истории. Для тех же, кто вырос и учился позже и «не той истории», приведу слоган, известный в Польше (Речи Посполитой) в эпоху их – радзивилловского – могущества: «не хочу быть королем, а хочу быть Радзивиллом». Одна из семей этой фамилии живет в Монреале, но принадлежат они к эмиграции последней волны.

Своим наибольшим присутствием отметили Оттаву и Монреаль, пожалуй, представители рода Чавчавадзе, известного княжеского грузинского рода, из которого происходит жена А.С. Грибоедова Нина Чавчавадзе, известная текстом эпитафии на его могиле: « ум и дела твои бессмертны в памяти русских, но для чего пережила тебя любовь моя»?

Жившие в Оттаве Джоко (Георгий) Чавчавадзе и его жена Ирина принадлежали к послевоенной эмиграции. Когда-то давно, еще в начале 80-х, Джоко, представляясь в компании редких тогда русскоязычных людей, – в основном из эмигрантов-евреев той поры, говорил без обиняков: « Я хочу, чтобы вы знали, – я был офицером вермахта». Она (его супруга) была личным секретарем генерала Власова. Ни его, ни ее сегодня уже нет в живых, и лично я их уже не застала. Из других представителей этого большого и разветвленного рода, – вернее, представителей старшего поколения, т.е. тех, кто были первыми здесь, осталась и живет в Монреале Ирина Борисовна, урожденная Чавчавадзе. Эта милая дама много сделала для поддержки русских эмигрантов в рамках деятельности Толстовского фонда.

Вот, пожалуй, и все для напоминания о той части русской истории, которая все больше и больше отдаляется от нас во времени и все меньше нас интересует, число людей, для кого это вообще о чем-то говорит, уменьшается стремительно, но тем не менее вся эта часть истории не становится ни менее существенной, ни менее драматичной, ни менее противоречивой порой.

Понятно впрочем, что не эмиграцией одной, точнее, не только «русской» эмиграцией живет Канада, хотя тут нельзя не упомянуть еще две фамилии. Так, известный политический деятель Майкл Игнатьев, глава в недавнем времени Либеральной партии Канады, писатель и журналист, один из экспертов в области прав человека, известный в целом как один из блестящих интеллектуалов в академических кругах США и Северной Америки в целом, является внуком бывшего – предпоследнего – министра просвещения Российской империи графа П.Н. Игнатьева.

Дед другой, несомненно даже более известной в России и на всем пост-советском пространстве личности, Леонара Коэна (Dance me to the end of love…) – певца и автора своих песен, тоже происходит из тогдашней Российской империи, из западно-белорусского городка Воложин. Не знаю, насколько Майкл Игнатьев владеет русским (впрочем, думаю – хорошо), но Леонар Коэн явно даже связи особой не видит между собой и русским миром. Ведь его деды, которые говорили на идиш и, возможно, на иврите тоже, покинули на самом деле белорусско-польскоговорящую территорию тогдашних западных «kresow» (окраин) Российской империи.

Однако оставим временно всех «наших» и «бывших» в покое и взглянем на канадское общество в целом. Для простоты восприятия хотелось бы его с чем-то сравнить, но с чем? С пестрым лоскутным одеялом-покрывалом, – популярным здесь среди потомков шотландцев? А, может, с многослойным пирогом или слоеным тортом? Нет, не то. Образы надо искать, пожалуй, в природе, которой (как мы уже знаем) здесь так много. Если так, тогда назовем его «этническим ландшафтом» с двумя отчетливо обозначенными вершинами, двумя нациями-учредительницами: англо- и франко-канадцами. Отдельная и большая тема. Однако до того как вести речь о их взаимоотношениях и взаимо-обидах, при этом не забыть, конечно, про отдельную нацию – автохтонов, а затем дать слово «этническим голосам», просто подчеркну, что все они объединены политикой мультикультурализма, озадаченной этническим происхождением каждого канадца в отдельности. Это отличает Канаду от Соединенных Штатов, где в основе национальной идеологии лежит подход, широко известный как « melting pot» (плавильный котел –Г. Т.), из которого ты выходишь американцем, американцем прежде всего и чисто американцем. Amen.

Канадцы тоже, конечно, объединены единым гражданством, о чем все вспоминают при поездке за рубеж. Но во внутриканадской реальности есть и такое понятие как «различные нации» (в смысле: отличающиеся, выделяющиеся), где помимо канадцев как таковых, различают еще – на официальном, т.е. запротоколированном и скрепленном печатями уровне – квебекцев и представителей «первых наций».

Начнем с «первых наций» (first nations). К ним относятся автохтоны – индейцы, к которым примыкают инуиты и метисы – потомки смешанных союзов коренного населения (т.е. тех же автохтонов) с европейцами. Но упаси вас боже назвать кого-то индейцем! Нельзя, неполиткорректно, – за это и засудить вас могут как пить дать представители первых наций. Они освобождены от каких бы то ни было налогов, винят во всем «белого человека» – не безосновательно, увы… Если ты – не из их числа, то ни живописать их, ни писать их историю ты не можешь, так как тебе не дано постичь их душу, – свято веруют они. Живут они преимущественно на принадлежащих им землях, и горе тому, – будь-то частный бизнес или государство – кто хотел бы что-то провести – какой нибудь нефте- или газопровод через их территорию или что-то там построить либо, наоборот, убрать. Обязательно вмешается дух их предка, Большого Луи, например, и запретит всякое надругательство, ведь белый человек обязательно надругается над землей их и непременно плюнет им в душу, которая – по современным легендам индейцев, простите: первых наций, – мирно жила в созерцании живой природы и беседе с камнем. Такая вот пастораль, которая если и нарушалась, то лишь набегами соседних племен со всеми вытекающими жестокостями, снятыми скальпами и прочими неудобствами. Но то же были, как теперь оказывается, – свои.

Помню, что когда впервые столкнулась с их миром в виде отдельных студенток – чиновниц бесчисленных в Оттаве Министерств и агентств, то первым делом хотела их «образовать» и стала приводить примеры того, что британцы описывают русских, а французы немцев и так без конца, объясняла, что так развиваются история и все социальные науки, где каждый изучает не только себя, но и других. Сегодня просто смешно об этом вспоминать: приехала очередная «бледнолицая» их поучать. Действительно, что могла я им дать, когда мои собственные представления об индейском мире – всех этих «ирокезах –алгонкинах-кри-кри» ограничивались работами британских/американских антропологов да французских этнологов*, читанными поневоле – для преподавания курса политической антропологии да еще из любви к учителю моему – А.М. Толстому. Чуть не забыла, – была у меня на индейскую тематику еще приобретенная как-то во Франции красная кружка с изображением их вождя в перьях. Предмет – как теперь знаю – полностью бесполезный и даже вредный в силу своей неполиткорректности. На нем изобретательно-веселые французы написали: «красный горшок», что абсолютно созвучно с «красной кожей» (pot rouge – peau rouge»).

Теперь о самом трепетном в канадских «reality-shows»: об англо- и франко-канадцах. Здесь, пожалуй, посложнее будет, чем с целым отрядом автохтонов вместе с эхом их предков. И в ходу здесь не менее тонкие материи в виде культурно-исторических противоречий, многократно умноженных на коллективную память плюс разная церковь … в рамках одной религии. Тут действительно спор принципиальный на тему «что, а главное – кто есть плотник супротив столяра». (Ай-да Антон Павлович, ай-да на века!).

Если же серьезно, то на сегодня надо отдать должное прагматизму современного Квебека, а может – просто воле случая – в том, что когда совсем недавно, только что прошедшим летом вновь стоял вопрос выбора – ведущего к официальному отделению от канадской федерации, они – в основном за счет профсоюзов и молодежи – вновь выбрали федерацию.
На самом деле, история борьбы Квебека за суверенитет полна драматизма и представляет целую портретную галерею квебекских лидеров. Не обошлось здесь без участия и «старшего брата», точнее, кузена – француза. До сих пор широко известен скандал, когда Шарля де Голля, президента Франции на тот момент, попросили в 24 часа покинуть страну, после того как он произнес свою знаменитую фразу: « Да здравствует Квебек, – и помолчав, – добавил: Да здравствует свободный Квебек!». С тех пор (с 1967 года) прошли годы, борьба за суверенитет Квебека то разгоралась, то затухала, пока не привела, наконец, к двум этапным мероприятиям – референдумам за отделение 1980 и 1995 годов. Как видим, – в рамках истории, – это было чуть ли не вчера.

Каждый из референдумов известен в народе по имени своего лидера. Теперь именем первого из них – Рене Левека – названы улицы, проспекты и бульвары в разных городах провинции; второй же из них – Жак Паризо сам еще жив-здоров, хотя звезда его закатилась сразу же после проигранного… в один процент референдума. Убитый, поверженный после объявления результатов, с пивом в руке г-н Паризо, – кавалер Ордена Почетного Легиона (Франция), выпускник одной из лучших школ политических наук, – Парижской (мои бывшие студенты не дадут здесь ошибиться), обладатель ученой степени знаменитой London School of Economics, – именно в таком состоянии был застигнут в прямом эфире. На вопрос: «Почему же так? Почему не – «ДА – свободному Квебеку»? ответил буквально следующее: «Мы разбиты этническими голосами и еврейскими деньгами». – Это были его последние минуты в большой политике. Естественно, не из-за фразы он ушел или не столько из-за нее: для него было проиграно дело всей его жизни, его сокровенная мечта не сбылась.

Что касается этой фразы, то я неоднократно слышала ее в пересказе очевидцев тех драматичных для всей Канады дней. Общедоступные интернетные источники на сегодня приводят же ее несколько в другом виде: «этническими голосами и деньгами». Однако, как бы то ни было, те исторические события отметили многих, став незаживающей раной для одних и оттолкнув от Квебека других. Квебекский национализм привел и к некоторым структурным изменениям в деловых сферах. Так, например, старейший банк Канады Bank of Montreal/Banque de Montréal хоть и сохраняет свой офис в Монреале, дирекцию с президентом банка во главе перевел в Торонто, в самый что ни на есть англофонный деловой центр не только Онтарио, но и всей страны. Но это, конечно, ничто по сравнению с крушением для многих надежд жить в «свободном Квебеке».

В этом году все было, к счастью, не настолько драматично. Во-первых, речь шла пока не о референдуме, а о выборах правящей партии провинции. Правда, в случае победы одного из кандидатов, – квебекского медиа-магната и одного из самых богатых людей Канады в целом П.-К. Пелядо, на которого многие делали ставку, вопрос последующего референдума был очевиден. В своей предвыборной кампании он открыто заявил, что «хочет оставить своим детям страну мечты его юности – независимый Квебек». Дети, как мы видим, не захотели такой страны, снова получилось, что не захотели, а, может быть, пока не захотели? Ведь несмотря на все результаты, идея, национальная идея в Квебеке сильна, она никуда не исчезла. Я видела очень опечаленных, откровенно расстроенных квебекцев, которые выражали к остальной Канаде примерно то же отношение, что и моя покойная бабушка в свое время к немцам периода второй мировой войны. И когда совсем недавно в Шотландии проходил референдум на ту же тему, то – не хочу кидаться цифрами, – какое-то несметное количество квебекцев поехали туда «болеть» за отделение ставших вдруг братскими шотландцев.

Как всем известно, у шотландцев тоже не произошло отделения от «короны». Все разошлись-разбрелись по домам, и квебекцы вернулись. Вот, пожалуй, и все по поводу национально-этнического ландшафта на сейчас. А как же «этнические голоса», а как же еще одна важная составляющая франкоговорящего мира как франко-онтарийцы с их идентичностью, неужели не дам им хода и позволю пройти незамеченными, неохваченными? Конечно же нет, потому что без них «ландшафт» не полон. Просто здесь уж совсем тесно для всего этого многообразия. Но к ним – голосам и лицам – я непременно вернусь, вот только пойду полюбуюсь закатом, закатом оттавского солнца, что садится в Квебеке.

Продолжение следует.

Galina Tumilovich: RHAPSODY IN OTTAWA (or life on the border)

(Abstract, magazine “CULTURE, NATION”, March 2015, issue 9, pp. 75-84)

Galina Tumilovich writes about her impressions of the first years of life in Canada, provides information about famous people of Russian and Belarusian origin immigrated to Canada in different periods (in Russian).

Categories: Культура, Літаратура